Не буду скрывать, что мне всегда было интересно заглянуть за парадную сторону музейных залов. Поближе познакомиться со спецификой «кухни», что дарит нам возможность хоть ненадолго отрешиться от бытовых проблем и забот, погружая в мир, где можно совершить увлекательнейшее путешествие во времени, способное привнести в нашу жизнь гармонию и красоту. И за всем этим труд многих людей. Но ведь кто-то же руководит ими, направляет, продумывает, заботится и присматривает за этим сложнейшим хозяйством по имени Музей.
Каждый музей имеет собственную специфику, а уж если он ещё и Национальный, то ответственность возрастет в разы. Каково это – быть директором главного музея страны? И вообще, что заложено в этой должности? Об этом и многом другом мы беседовали с профессором Чингизом Меджидовичем Фарзалиевым, автором множества книг, человеком, вошедшим в список выдающихся людей в искусстве Международного биографического центра Кембриджского университета (Англия). 7 июля 2015 года посол Австрийской Республики в Азербайджане Аксель Вех от имени федерального президента Австрийской Республики вручил ему Большой почетный орден «За заслуги перед Австрийской Республикой» - государственную награду Австрии, учрежденную 2 апреля 1952 года для поощрения граждан и иностранцев.
Список можно было бы продолжить, но не регалии привлекательны в нём. Интереснейший человек, замечательный и умнейший собеседник, Чингиз Меджидович располагает к себе сразу и безоговорочно до такой степени, что хочется продлить удовольствие общения, насколько позволит его занятость.
- На мой обывательский взгляд, директор музея – администратор, далёкий от творчества.
- Вначале мои мысли были созвучны вашим, и долгое время я отказывался занять эту должность. Боялся стать администратором и потерять своё творческое начало. Мне представлялось, что решение административных вопросов «перекроет мне путь к мольберту». Отнюдь… Вот уже ровно пять лет как я принял на себя обязанности директора Национального музея искусств Азербайджана. Я уверенно могу назвать эти годы самой счастливой порой моей жизни.
Не секрет, что в эту категорию обычно записывают детство. Дети не понимают нюансов социального статуса. Для них не имеет значения, по большому счёту, в каких условиях они родились. Всё окружающее подпадает под категорию детства. И вряд ли найдётся кто-то порицающий это время своей жизни. Мы все в тот период живём в ощущении всеобъемлющего счастья.
Я же испытываю примерно это же чувство в настоящее время, имея возможность, предоставленную мне Всевышним, что-то сделать для азербайджанского искусства в масштабе нашего музея. Более того, мне особенно ценно доверие моего руководства, дающее полную свободу административного подхода. И, на мой взгляд, с возложенными обязанностями справляюсь. Так что это очень творческая работа. Правда, кто-то может возразить, что, будучи профессиональным художником-живописцем, в последнее время не занимаюсь плотно созданием картин. Но ничего в этом страшного нет. Например, спортсмены по наступлению определённого времени переходят на тренерскую работу…
- Знаете, я всегда утверждаю, что экспозиторы пишут уже готовыми полотнами, создавая из разрозненных «кусочков» концепт, объединённый одной идей. Так что и вы всё-таки остаётесь художником. Просто холст объёмнее…
- Здесь я с вами с лёгкостью соглашусь. Как говорил Тогрул Нариманбеков: «Я люблю писать декорации для театра. Увидеть своё полотно в таком размере. Это счастье!». И действительно. Увидеть свои возможности в подобном масштабе?.. Это же невероятное чувство!
- А при создании экспозиций случаются ли «конфликты» между художественными работами?
- Не буду отрицать сей момент. Как и люди при общих чертах абсолютно различные, так и работы не могут быть похожими. А потому надо уметь сочетать эту многоликость, дабы она смотрелась общей композицией. Думаю, это особый дар, коим, я надеюсь, обладаю. Не сочтите за восхваление собственной персоны, опираюсь лишь на опыт проведённых за эти пять лет многих персональных выставок, когда авторы оставались довольны.
Сам же я считаю верхом своего творчества на сегодняшний день – мою осуществлённую буквально недавно мечту – выставку «Искусство Азербайджана в тысячелетиях».
- Раз уж вы упомянули о ней… Как вы думаете, почему у людей до сих пор не иссякает интерес к столь далёкому прошлому, которое «дожило» до наших дней в виде осколков, обломков, кусочков чего-то?
- Не буду делать глубокий анализ… Возьму в пример нашу историю. На момент вступления меня в должность, экспозиция, посвящённая древнему Азербайджану, выставленная в двух-трёх небольших залах на втором этаже, была недостаточно объёмна и глубока. Не было той гармонии, той лестницы развития, которые бы последовательно повествовали об эволюции искусства нашей страны. Я, на свой страх и риск, закрыл этот отдел. И поставил перед собой задачу, что пока не добьюсь и не соберу всё нужное и необходимое для создания выставки, способной в полной красоте, полной экспозиции и полной трактовке отразить становление азербайджанского искусства – он не будет открыт. Объём работы невероятен: более 30 экспедиций по всем районам Азербайджана! Я познакомился с директорами всех музеев, с огромным количеством коллекционеров, включая частных. Не могу рассказать о той дипломатической эквилибристике, к которой приходилось прибегать, чтобы убедить этих людей поделиться своими «сокровищами» для ознакомления с ними широкой публики. Приятно осознавать, что многое увенчалось успехом. Особенно в сочетании с тем, что имелось в запасниках самого музея и «вылилось» в ту экспозицию, с которой можно ознакомиться сегодня. Правда, сакцентирую на том, что не всё уместилось в огромном пространстве этой выставки. Однако думаю, что мы смогли достойно представить Азербайджан, начиная с эпохи неолита и до конца XVIII века.
- Количество экспонатов в запасниках и залах музея превышает более 17 000 экземпляров. Всё выставить на обозрение невозможно. Не ощущаете ли себя Скупым рыцарем из поэмы Пушкина?
- Нет, конечно! Согласитесь, золото, зарытое в земле или замурованное в стене, не имеет стоимости. Золото должно работать! Так и наши запасники. Ведь музей – это не только показ и пропаганда. Это и хранение. Однажды я услышал высказывание, что в Азербайджане два банка: один, где аккумулируются золотовалютные запасы, а другой – наше искусство, культура и ценности, на которые мы опираемся. Кто-то из философов сказал о том, что для того, чтобы уничтожить народ, надо уничтожить его культуру. Одно без другого не существует. И я горд, что имею возможность показать многим культуру нашего народа, как в реальности, так и выпустив книгу «Народное искусство в Национальном музее искусств Азербайджана». Ко всему прочему, начал работу над двухтомником, который объединит все экспонаты, связанные с историей нашей страны, хранящиеся во всех музеях республики, а также то, чем обладают музеи России и Грузии.
- Музеи дружат между собой?
- Они должны дружить. И в то же время нельзя отрицать определённую конкуренцию. Но наш музей нельзя назвать профильным. У нас есть всё. Он – Национальный! И когда я приступаю к работе над экспозицией, не ставлю перед собой задачу сделать что-то лучше, чем где-то. Важнее донести идею и мысль до посетителя.
- Тогда получается, что вы сам себе конкурент!
- Никогда не задумывался об этом, но возможно… Хотя так не думаю. Я просто хочу, чтобы было хорошо. Мне, безусловно, хочется с каждым разом создать лучшее, новое… Опять-таки возвращаясь к выставке «Древний Азербайджан» - она единственная полноценная экспозиция, созданная мною, которая сохранится надолго. Потому что с открытием второго музейного корпуса мировое, европейское и русское искусство будет представлено именно в нём. Залы этого же корпуса, в котором мы сейчас находимся, будут полностью отданы под национальное. Экспозиция «Древнего Азербайджана» будет изменена и расширена, задействовав единицы из запасников. Она и сейчас, словно пещера Али-Бабы, с каждым шагом захватывает внимание, но это всего лишь первый «полновесный» шаг, о котором после открытия выставки Таир Салахов был весьма лаконичен: «Господи, какое богатство!». И всё… Сложно создать ауру восточного праздника. И замечу, сформировать выставку, посвященную исламскому искусству, в которой задействованы несколько государств, где оно является частью их истории, гораздо проще, чем индивидуальную экспозицию, посвященную конкретно Азербайджану.
- Вы видите предметы искусства не только в «парадных рамах», но и соприкасаетесь с ними в иной форме, чем те, кто проходит по залам музея. Каковы ощущения?
- Наверное, для этого надо быть директором музея. Этаким главой семьи, чтобы прочувствовать, что у тебя есть, и знать цену каждому предмету: где он лежит, на какой полке, в какой упаковке… Даже в непрезентабельном виде… Это ни о чём не говорит. Ты его просто знаешь, как родители знают цену каждому своему ребёнку.
- Не скрою, что мне нравится ходить по залам музеев в полном одиночестве, исключая любую помеху со стороны. Не люблю, когда мешают…
- Полностью соглашусь. Признаюсь, что вернисажи не люблю. На мой взгляд, это тусовка, где за массой народа я не вижу представленных работ. Для этого мне надо остаться одному. Даже присутствуя на открытии, обязательно возвращаюсь на другой день, дабы спокойно «пообщаться» с выставленными работами. То же относится и к книге, которая должна быть в моём распоряжении без спешки. Мимолётный просмотр не для меня.
- Помню ажиотаж вокруг реставрационных работ особняка де Бура, являющегося другим корпусом Национального музея. Какие только версии не выдвигались: и то, что в нём будет гостиница, и то, что здание будет передано в распоряжение другого ведомства…
- У меня тоже частенько интересовались будущим этого здания. Люди переживали, и это прекрасно, что они любят искусство и наш музей. Вы знаете, как я бываю счастлив, когда вижу его полные залы. Особенно детей, чьи впечатления самые сильные. При этом, несмотря на формат посещения музеев, а обычно это группа, состоящая из разных манер поведения, дети «берут» своё от знакомства с искусством. Я по себе это знаю. Дети – невероятно талантливы по своей природе. Неважно, к какой области применителен их талант. Одно из моих ярких впечатлений во время посещения заграничных музеев – дети в ползунках, на четвереньках передвигающиеся по полу залов, которых родители приучают к общению с искусством даже в таком возрасте.
- В моём детстве посещение музеев было обязательным. В недавнем прошлом был период, когда создавалось впечатление, что воспитание поколений было никому не нужным. Сегодня картина меняется к лучшему, и оттого директора театров, музеев, библиотек, включая и вас, несут груз ответственности.
- В данном случае я - как повар, лишь готовящий обед, а дальше уж как кому понравится. Я стараюсь делать своё дело хорошо, чётко и профессионально. Моя ответственность – требования к самому себе. Половинчатость я не принимаю ни в чём. Я – перфекционист.
- Вы всегда и во всём правы?
- Настаивать – не в моей природе. Я – не спорщик, абсолютно. В силу того, что я был самым младшим в семье, шестым ребёнком, моим мнением особо не интересовались. Я, безусловно, прислушивался, смотрел, делал свои выводы, как те дети, приходящие в музей. Откровенно признаюсь, что даже порой не знал, что я из себя представляю. Кто я такой? Насколько я способен или наоборот?..
- Какой же внутренний путь был вами пройден!..
- Я вбирал, вбирал и вбирал в себя. Потому в начале нашего разговора сказал, что счастлив возможностям, предоставленным мне сегодня. Ничто на этом свете не принадлежит конкретному человеку. Всё остаётся людям. Индивидууму предоставлен лишь период, в который он должен выполнить свою миссию до конца, отмеренного Всевышним. Оттого, по моему мнению, во всех религиях мира порицается самоубийство. Нельзя нарушать «космическую цепочку предназначения». Как бы странно это утверждение ни звучало от директора музея искусств. Руководить таковым – это миссионерство. Ибо именно здесь, как нигде, чувствуется мощь времени, его изменчивость, скоротечность и одновременная бесконечность, заключённая в часы и века.
- Вы сами любите ходить по залам музея?
- Да. Порой, когда находиться в кабинете уже нет сил, отправляюсь «на прогулку» по залам. Во-первых, это моя обязанность. Я - как та щука в реке, чтобы карась не дремал. Во-вторых, я просто получаю удовольствие.
- Должен ли музей обращать внимание на «затребования извне его стен», тем самым подчиняясь современным реалиям?
- У нас классический музей. Отдавать дань моде времени, я думаю, не вписывается в нашу задачу. Для этого есть масса галерей, небольших музеев, в чьи, так сказать, обязанности это можно «инкриминировать». Чтобы художественное произведение попало в Национальный музей, художнику надо провести огромную работу над своим творчеством. Не каждая работа, даже если её предлагают в дар, может пополнить его коллекцию. Музей – это не обычное хранилище. Чтобы стать его частью, надо пройти долгий путь. Музей уровня подобного нашему надо заслужить. У нас есть работы современных художников, за плечами которых огромная школа и определённый опыт. При этот во главе не стоит финансовый аспект. Речь лишь о качестве произведения. В том, что оно несёт в себе и что оно может сказать публике.
- Позволю себе высказать собственное мнение, что музей – место, где не только можно отдохнуть душой, но и в моменты каких-то жизненных перипетий найти себя. И при том, с другой стороны, которая скрыта от наших глаз, это огромный организм, за которым нужен присмотр. Получается, что вы ещё и врач?..
- С вашим мнением я абсолютно согласен. А что касается организма… Я и врач, и садовник, и руководитель детского сада… Далее перечислять не буду. Отправляясь домой по окончании рабочего дня, с нетерпением жду начала следующего. Я как садовник, знающий каждый листок, кустик, грядку и переживающий за свой сад, даже в тех мелочах, что незаметны постороннему глазу. Музей – мой сад. Я его очень люблю и дорожу им. У нас совершенно прекрасный коллектив, построенный на любовных отношениях между людьми. Я не представляю себе возможности, чтобы повысить голос в разговоре с вверенными мне людьми, руководствуясь принципом, когда надо говорить так, чтобы тебя послушали, а не просто услышали. Я не желаю, чтобы меня боялись. Мне важно уважение. Мне важно содружество работников и руководства. Впрочем, примите на веру, что музейные работники – «больные» люди, влюблённые в свою работу. Недаром говорят, что в музей можно войти, но выйти невозможно. Заболеваешь им. Тому мой пример: не прошло и двух недель с начала моего директорства, как я был влюблён в него. В сердце загорелся огонь, который пылает по сей день и, дай Бог, ещё на долгие годы…
