Перефраз знаменитой цитаты Белинского словно рефреном пронизал беседу с заслуженным артистом республики Гюльагаси Мирзоевым. Ведущий танцор – показатель трудолюбия и огромной любви к делу, которому посвящаешь всего себя. Именно это я читала в его глазах, когда с неподдельными чувствами он рассказывал о нелегких моментах своего творчества, о забавных и неординарных случайностях, что непременно сопровождают артистов, о размышлениях, о собственном будущем и роли балета в нашей жизни…
Девятнадцать лет на сцене… нет ли ощущения усталости от некоего однообразия: репетиции, чередующиеся танцевальные партии, декорации, изученные наизусть?
По-разному… Но это же наша работа. Мы выбрали ее. И отношение к этому уже как к части жизни. Не просто как к средству заработка, а к творчеству. А это уже нечто иное, чем обыденная жизнь.
Творчество в жестких условиях балетных постановок? Где хореографический рисунок известен не один десяток лет?
Балет можно сравнить с нотами: их всего семь, а музыкальных произведений неисчислимое множество. Да, в балете есть определенные движения, используемые всеми балетмейстерами, но в разной последовательности.
И где здесь творчество?
Как где?! А полет фантазии, передача мысли посредством того самого рисунка танца?!
Чьей мысли? Хореографа?
Не только. Каждый артист вносит непременно свое видение движения и подачи танца. Через эмоции, опыт, багаж творческой жизни. Хотя нельзя не отметить, что одна и та же партия может смотреться с одним исполнителем и совершенно быть не принятой публикой в интерпретации другого. Умение донести и передать образ персонажа — задача не из легких…
Ко всему прочему, нет слов, публику и сцену разделяет оркестровая яма, из-за которой не видно глаз…
Но есть сильнейший инструмент — жест. Ноги показывают технику, а руки и пластика тела — язык балета, доносящий смысл происходящего. И надо стараться работать так, чтобы даже движение пальцев было видно не только в первых рядах партера, но и зрителю в амфитеатре. Как правило, мне больше импонируют спектакли, герои которых несут более яркую эмоциональную нагрузку, в отличие от балетов «Щелкунчик» или «Лебединое озеро». Несмотря на то, что они прекрасны и их хореография известна буквально наизусть всем артистам мира, большой глубины образов они особо не несут.
Они «затерты до дыр»?
Не совсем точное определение. Каждый танцовщик, конечно, должен знать свои возможности - как плюсы, так и минусы. Это напрямую относится и ко мне. И кичиться тем, что классика - абсолютно мой жанр, не собираюсь. Взвешенный подход к собственным силам позволяет ответственно подходить к партиям в различных постановках. И пусть я танцую на сегодняшний день практически весь репертуар в нашем театре, но у меня есть и любимые роли. Именно в них я что-то передаю ярче, глубже, эмоциональнее. Ведь затронуть душу зрителя – главная задача артиста.
Пользуясь языком кинематографа, могу ли я определить ваше амплуа как «герой-любовник».
Совершенно верное замечание. В моем «послужном списке» много романтических персонажей. По сути своей, и в жизни, и в фильмах, и в балете положительный персонаж непременно должен быть немного «идеализирован»…
А отрицательных персонажей танцуете?
Нет. Как-то не случалось. Могу назвать лишь один, главный персонаж из одноактного балета «Барышня и хулиган», и то с большим сомнением определив его под эту категорию на все сто. Там опять-таки большую роль сыграла любовь, показавшая, как она может изменить человека.
Труппа нашего театра замечательная, но немного горько видеть условия, в которых она работает…
Мы все надеемся, что изменения произойдут в скором времени. И дирекция старается хоть как-то облегчить нам жизнь в театре. Ведь сложно подобрать другую площадку, да и наш театр один из самых посещаемых, и закрыть его на ремонт, видимо, тоже проблематично. Но мы не отчаиваемся, а я надеюсь, что еще успею станцевать и на новой сцене.
Да уж, век артиста балета не так уж долог. Ко всему прочему, и официального пенсионного возраста еще надо как-то «дождаться».
Это очень больная тема для артистов балета. Мы оказались практически не защищенными перед лицом чиновников, решающих эти вопросы, многие из которых наверняка и в театр-то дорогу не знают. Не буду углубляться в подробности, но не раз приходилось слышать нелицеприятные слова в наш адрес. Хотя в последнее время есть какие-то подвижки, но они пока в начальной стадии, и что будет происходить дальше…
На самом деле, я бы на сцену выходил и до преклонного возраста, если бы таковое могло иметь место. Можно сказать, мы живем в театре. Наши души принадлежат театру. Но жанр балета предполагает определенную физическую подготовленность артиста, и, согласитесь, Ромео в исполнении танцовщика, чей возраст перевалил за пятьдесят, будет смотреться совершенно нелепо. Это не говоря о травмах, которые неизбежны в нашей работе и с возрастом имеют тенденцию обостряться. Сложно переквалифицироваться в иную ипостась по жизни. Мы творческие люди, и мало кто из нас может стать квалифицированным офисным работником. Наша стезя — преподавание, но ведь нет потребности в таком большом количестве педагогов. Да и призвание к этому надо иметь. Так что затронутая вами тема весьма остра для меня, в частности.
И все-таки уходить со сцены надо вовремя?
Всему свое время. Одно дело — просто выйти на сцену и поприветствовать публику, либо сделать какой-то проход, другое – исполнить партию. Хотя есть исключения, ввиду индивидуальности артиста. До недавнего времени в нашей труппе работал Хайям Меликович Калантарлы, танцовщик невероятной артистичности, энергетики, внутренней силы, вызывающий неподдельное восхищение. Артиста, разменявшего восьмой десяток, все еще приглашают для исполнения партии Санчо Панса в спектакле «Дон Кихот» Минкуса. Такого человека сцена воспринимает: характерный персонаж, подходящий по образу, соответствующий грим. Все к месту. Но подобное - единичные случаи. Ведущие партии «почтенного возраста» не приемлют. Минимум, с точки зрения эстетики.
В театре частенько солируют приглашенные танцовщики из других государств...
Это весьма здорово. Мне нравится смотреть их выступления. Это практика, дополнительный опыт, уроки новых наработок и технических нюансов.
А где интереснее «подсматривать» — в репетиционном зале или на сцене?
Оба варианта хороши. В процессе репетиций могут отрабатываться какие-то элементы, которые, возможно, не будут использоваться на сцене. Ведь сцена и зал – две большие разницы. На сцене не все может пройти гладко, но исправить или перетанцевать уже невозможно. Зал позволяет возвращаться к элементу по нескольку раз. Вдобавок, обстановка абсолютно разная: если в зале есть зеркало и ровный пол, то на сцене рампа, масса света, покат и выступление под оркестр, являющиеся дополнительными факторами, усложняющими задачу. Немного сложно переключаться из одних условий в другие. В идеале многое должно совпадать, и в основном пол под углом.
А, кстати, случались ли неприятности или срывы на спектаклях?
Бывает, конечно. Еще Майя Плисецкая говорила, что невозможно проконтролировать каждый жест и движение. Каждый выход, пусть даже в партии, которую танцуешь не первый десяток раз, отличается от предыдущего. И вновь играют роль многие факторы, способные привести к тому, что у артиста что-то не заладится. В моей практике случалось подобное. На открытии сезона в балете «Семь красавиц» я испытывал некоторое чувство тревоги и волнения. И это несмотря на опыт и не первый выход в этой партии. В последнем адажио первого акта, во время поддержки что-то происходит, и у меня смещаются шейные позвонки, а впереди еще сложнейший второй акт, который впоследствии я оттанцевал лучше, чем первый, несмотря на травму. Зрители даже не поняли и не почувствовали моих проблем. Лишь по окончании спектакля отправился к врачу. И вновь через два дня вышел на сцену.
Знаете, сцена – она как будто лечит. Потому что когда выходишь к зрителю, забываешь обо всех травмах, болячках, плохом настроении… Нельзя выглядеть на сцене плохо! Необходимо быть в форме, подтянутым, выглядеть красиво. Главное правило – зритель не должен знать о твоих проблемах. Они лично твои и остаются за кулисами. В моем случае, скорое возвращение к работе способствует восстановлению.
Между прочим, улыбку тренируете?
Нет, конечно! Фальшивая улыбка видна даже в амфитеатре. Все эмоции должны быть от души, и улыбка демонстрирует удовольствие от того, что ты представляешь публике.
Но вы же практически не видите зрителей. Свет рампы, оркестровая яма, разделяющая вас…
И пусть не видим! Но ведь знаем, что в темноте сидят люди, пришедшие прикоснуться к красоте.
Артисты классических театров частенько говорят, что слышат дыхание зрителей. В условиях вашего театра вряд ли такое возможно.
Это даже лучше для балета. Когда зритель совсем близко, теряется ощущение широты и большого посыла. Есть движения в танце, которые гораздо лучше передавать не «под нос себе», а в темноту и глубину зала. Словно каждому из сидящих в зале. Для меня, по крайней мере, это так.
Вы выступаете под «живое исполнение». Фальшивые ноты в оркестре слышите?
И мы иногда «фальшиво» можем станцевать. Человеческий фактор никто не отменял!
Но ведь танец напрямую зависит от того, как играет оркестр.
Не стоит забывать, что балет — это четко выстроенное действо, с определенным рисунком, последовательными движениями. Это сравнимо с предложением, состоящим из нескольких слов, идущих четко друг за другом. И ничего не изменится, если какие-то ноты прозвучат не в той тональности. Слух, конечно, «зацепит», но поддержка или пируэт состоятся.
Темп — вот он может повлиять. Взятый оркестром темп бывает удобен или же, наоборот, вызывает нервное напряжение. Как правило, дирижер смотрит на нас и пытается дать нужный темп. Благо, наши дирижеры - профессионалы, они из тех людей, с которыми можно найти общий язык. Главное — помнить, что каждый из нас — человек, и наше состояние, как бы мы ни контролировали его, нет-нет и проявляется. А оркестр — большой коллектив, которым управлять совсем нелегко. Бывает, сгоряча и наговоришь лишнего, но это не портит наших взаимоотношений.
Мы — отдельные части единого целого, которые нацелены на получение наилучшего результата во имя нашего зрителя. Легко со стороны делать выводы или осуждать кого-то, но прежде надо попробовать себя в этом деле. И попробовать не сфальшивить.
Делаю вывод — под запись танцевать гораздо сподручнее.
Безусловно. Был такой опыт в нашей практике, когда выступления проходили без привлечения оркестра. Да, это удобно для артиста. Опять-таки, определенный темп, не меняющийся от репетиции к представлению. И танцовщик знает, где и какая пауза, что его ждет в следующем такте. Готовность стопроцентная.
В случае выступления под оркестр все зависит от профессиональной формы артиста, умения мгновенно перестроиться и подладиться под предложенные музыкальные условия. И это не голословные заявления, сам проходил через «испытания темпом»…
Я знаю, что существуют несколько балетов, в партиях которых есть некоторый соревновательный момент между артистами, их исполняющими. Например, «дон кихот» или «лебединое озеро»…
«Дон Кихот» - балет с бравурной музыкой, эмоциональный, красочный, задорный. Ему присуща игривость. И один из важных компонентов — техника. Артисты, исполняющие главные партии этого спектакля — люди техничные, пытающиеся максимально продемонстрировать арсенал своих возможностей. Музыка Минкуса здесь позволяет где-то сымпровизировать в рамках заданного рисунка и последовательности, предоставляя выбор самому артисту. Нюансы зависят от исполнителя.
Однако премьерный спектакль, его подготовка подразумевают минимум пару составов. Разве в этом случае нет некоего соревнования за «звание достойного»? Ведь двое репетируют одну партию.
Я бы дал более точное определение — конкуренция. Например, в процессе постановки балетов «Лейли и Меджнун», «Дон Кихот», «Семь красавиц» было заявлено по два-три состава, и каждый из танцовщиков, соблюдая хореографию, показывал свое видение образа через собственные чувства. Вот здесь и можно ожидать противостояния между артистами. Лишний раз появляется желание показать себя с самой наилучшей стороны.
Ведь станцевать премьеру почетно.
А мне казалось, выходить в премьерном представлении — невероятная ответственность.
Ответственность есть в каждом выходе. Пусть даже это не первый десяток. Премьера обладает особой магией.
А зависть? Если таковая есть?
Есть, к сожалению. Но, на мой взгляд, завидуют не совсем полноценные люди: либо с ограниченным умом, либо в плане самореализации. Надо знать, чему завидовать. Каторжному труду? Так добро пожаловать в зал! Завидовать можно только аплодисментам, высоким оценкам твоего выступления или же высокой зарплате. Придя в театр, нельзя стать сразу премьером. Конечно, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, но необходимо пройти по карьерной лестнице. И для того, чтобы стать премьером, необходимо сначала станцевать самые незначительные роли, которые могут очень даже сильно помочь и пополнить профессиональный багаж артиста. Главное - исполнять их с той же ответственностью и профессионализмом, как будто ты исполняешь главную роль. Не надо завидовать, надо действовать. Это сегодня в моем послужном списке практически все партии нашего репертуара. Но сколько пришлось попотеть, чтобы прийти к этому результату, ведь я тоже начинал с незначительных проходов и второстепенных партий.
А пришедшие сегодня?
Сложно сказать… Конечно, есть и трудолюбивые ребята, но в целом нынешняя молодежь выросла в других условиях. Они не видели те трудности, через которые прошли мы. Впрочем, и мы не видели того, что выпало на долю старшего поколения. Каждый равняется по себе, видя отражение нынешних реалий. Я застал тяжелейшие времена нашего театра, когда приходилось выживать всем - и артистам, и самому театру. Те, кто пришли сегодня, не приложили тех усилий, которые вкладывали мы, чтобы привести театр к нынешнему состоянию. Для некоторых условия сегодня - словно само собой разумеющееся. И не у всех есть стимул для работы, продвижения выше, дальше, вперед. Они довольствуются уже имеющимся. Не все, придя в труппу, проникаются образом жизни балетного артиста. К сожалению, некоторые просто получают зарплату.
Тогда что они здесь делают?
Отрабатывают образование, без будущего. Никто не принесет ведущую партию на блюдечке с голубой каемочкой. Даже если и выпадет шанс сольного выступления, передать что-то зрителю не получится, по причине полной внутренней пустоты. Эта тенденция присуща всем театрам, вне зависимости от страны. Реалии настоящего таковы, что материальная составляющая перетягивает любовь к творчеству и зрителям. В конце концов, нельзя терять уважение к себе самому в этой профессии (хотя не люблю применять это к артистам балета) и нужно помнить, что все мы на сцене ради зрителя и должны думать и о внешнем виде, и о безупречности костюма…
Вот и о костюме… казусы случаются?
Почему нет?! Бывают. Наши костюмы подразумевают мелкие детали, аксессуары. И они иногда могут стать причиной мелких неприятностей. Приведу пример из своей практики, когда в балете «Шахерезада» по окончании жеста невозможно было буквально оторвать руку от партнерши, так как мой нарукавник, обшитый искусственным жемчугом, и пояс партнерши, вышитый камнями и бахромой, сцепились. И что? К счастью, зацепился крючок за ткань, и, приложив небольшое усилие, мы были освобождены. Все обыгрывается в процессе действия, с целью скрыть такие недоразумения от глаз зрителя.
Что ж, теперь поговорим о партнершах…
Случалось ли танцевать с незнакомыми балеринами?
Дело в том, что балет — это, пожалуй, единственный вид искусства, который подразумевает полный контакт танцовщика и балерины. Они оба должны стать единым организмом, для осуществления заданной задачи и демонстрации необходимых и отлаженных па. Репертуар нашего театра подразумевает работу с постоянными партнершами. Да, они могут чередоваться, но мы готовимся к спектаклю вместе. Правда, в Канаде мне пришлось танцевать с новой девушкой, которая никогда ранее не делала высокие поддержки. Но у нас было двадцать дней на подготовку, и мне пришлось выполнять функцию педагога.
С партнершами всегда хорошие отношения? Я не говорю о супруге.
А напрасно! Дело в том, что с супругой обычно бывает сложновато. То, что можно допустить просто партнерше, даже в какой-то мере подыграть ей, жене, которая танцует с тобой, не позволяется. К ней предъявляются более высокие требования. Впрочем, с ее стороны то же самое отношение. Примеров тому множество. Это не просто споры и разногласия, а желание довести все ближе к совершенству. С просто коллегой такого углубления в материал нет, работа оканчивается, и мы расходимся. А здесь общение продолжается и дальше. Мы более требовательны друг к другу. Хотя припоминаю, что такие взаимоотношения у нас начались, как только мы встали в пару. Но результат того стоил, когда отмечали наш дуэт.
В репертуарах театров мира всегда присутствовали модерн-балеты, где от классической подачи практически ничего не остается.
Вижу ли я себя в этом? Не думаю. Меня удивляют артисты, прошедшие через классическую хореографию и уходящие танцевать то, что называется «модерном» и не несет смысла. В основном. Но это мой чисто субъективный взгляд. Хотя некоторые строятся на классической базе, и там можно углядеть скрытый подтекст. А существуют постановки сплошь из некоего набора элементов, движений, даже трюков. Возможен вариант, что артисты, участвуя в постановках модерн, пытаются проявить себя в чем-то новом, расширяя рамки собственного репертуара.
Для меня одним из ярких примеров остается михаил барышников.
Его как раз можно отнести к этой плеяде артистов. Он перетанцевал практически все классические партии и наверняка пытался найти что-то новое для себя. И потом, не надо забывать, что он остался в Америке. И Запад требовал от него такого подхода.
Выходит, если «не быть в тренде, можно выпасть из обоймы». Страх перестать быть востребованным?
Может быть. Все сугубо индивидуально. Мотивация, применимая исключительно в единственном лице. Кто-то не хочет прощаться со сценой. А модерн позволяет дольше работать и выходить на публику. Не требует насилия над своим телом. Будучи в Польше, мы присутствовали на нескольких спектаклях в стиле модерн, где кто-то на классической основе пытался демонстрировать пластику тела, кто-то просто посредством каких-то движений, порой совершенно хаотичных, заявлялся как новатор. Кстати, один из педагогов, у которого мы там стажировались, говорил открыто, чтобы артисты перестали нагружать тело, ноги, руки. Никакого насилия над телом, свойственного классическому балету, лишь устойчивая позиция, с его точки зрения, имела смысл. Но если брать красивый современный танец, то мы вновь вернемся к базе и основе классического балета. Невозможно красиво станцевать, на мой взгляд, не освоив классики… Иначе эстетика не будет существовать в спектакле.
А если перед вами будет стоять выбор: продлить сценическую жизнь, но в модерне, или же артистической карьере конец?
Надеюсь, такого выбора передо мной стоять не будет. И откровенно признаюсь, что хочется заниматься делом, которое ты любишь. Это будет честно, прежде всего, перед собой. Мы уже касались того, что если человеку важна финансовая составляющая, он приспособится к условиям, но души в этом не будет. А тот, для кого творчество стоит на первом плане, возможно, примет решение уйти. Или же найдет альтернативу, сохранив преданность любимому делу.
Вы идеалист?
Не знаю… Просто хочу верить, что все будет хорошо.
